Горел костерок, на берегу стояли два человека. Вернее, один стоял, а второй бегал по колено в воде и махал руками. Надежда Вениаминовна тщательно рассмотрела буйного человека в бинокль, открыла папку, сличила с фотографиями. Удовлетворенно поджав губы, заключила:
– Он. Объект. Росс Н.Р. Хотя и пообтрепался.
Человек на берегу действительно выглядел истинным робинзоном: бороденка неровная, по пояс голый, штаны драные.
– Стоп! На мель идем! – закричал с носа лейтенант.
– Стоп машина. Отдать якорь! – скомандовал Сергеич, задергал ручки и побежал отдавать якорь.
«Мадрид» замер. В тишине было слышно, как поют птицы на берегу. Человек, стоящий в воде, стеснительно крикнул:
– Заберите меня! Пожалуйста.
– Николай Робертович Росс? – Бабка сверилась с папкой. – Одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения?
Человек потерянно кивнул – очевидно, не думал, что его будет спасать явная баба-яга.
– Сейчас мы вас эвакуируем, – заверила уполномоченная ФСПП.
– А второго? – тихо поинтересовался Марик.
– Второй – из местных. Не поедет, – сказал Пантелеев. – Но надо высадиться. Мы должны место происшествия описать.
– Запротоколировать, – поправила Надежда Вениаминовна. – Произвести фотосъемку. Поздороваться. – Бабка очарованно смотрела на аборигена.
– Я первым иду, – сказал Марик. – А вы бы с борта протоколировали.
– Еще чего! – возмутилась бабка. – Мы уполномочены, у нас специнструкции и регламент.
– Я тоже высажусь. Для изучения навигационной обстановки, – заявил Сергеич.
– Это вам экскурсия, что ли? – охренел лейтенант.
Вода была теплой. Марик, держа на плече автомат, выбрался на берег, пожал руку спасенному. В принципе, выглядел гражданин Росс довольно бодрым и здоровым, только нос на солнце порядком облупился.
– Здоровы? – на всякий случай спросил Марик.
– Да-да! Вполне здоров. Можно побыстрее уплыть? – Робинзон крепче ухватился за руку.
– Сейчас поплывем, – заверил Марик, осторожно освобождаясь. – Мы на службе, формальности короткие уладим, и вперед.
– Понимаю-понимаю. Здесь, видите ли, не совсем безопасно…
Марик кивнул, косясь на аборигена. Здоровый такой мужик. Усатый. В руке палка приличная – то ли дубинка, то ли посох. Одет чисто, но странновато: косоворотка, подпоясанная ремешком с металлическими висюльками, широченные штаны, заправленные в сапоги. Широкополая, почти ковбойская шляпа, только поля обвисли.
– Я мирный. Не беспокойтесь. – Абориген приветливо приподнял шляпу, пригладил длинные волосы. – Милости прошу, чай готов…
Незнакомец говорил странно – непомерно растягивая слова, напирая на звук «о-о-о», – но в целом казался доброжелательным. Вот только дубинка…
Марик устроился в тени кустов, автомат был под рукой, подходы к поляне просматриваются. Лейтенант и Сергеич сидели у костра вместе с длинноволосым аборигеном, пили чай с печеньем. Опергруппа бродила по поляне, изучала и протоколировала. Особенно изучать было нечего: кривобокий шалаш, кострище, горка костей, несколько пустых бутылок странноватой формы, висящий на ветерке пиджак потерпевшего… Ну, еще шкурка от воблы имелась в изобилии. Правда, бабка выкатила из кустов черепок животного – наверное, того самого неправильного бобра.
Сам потерпевший топтался у воды, с нетерпением поглядывая на катер. Изнывает, бедняга.
Надежда Вениаминовна закончила щелкать своим миниатюрным фотоаппаратом, подошла к костру. Пожала здоровенную ладонь аборигена:
– Была рада познакомиться. Всегда была вашей поклонницей. Но нам пора…
– И то правда, сударыня. Места у нас лихие, вольные. – Усач, хитроумно сплюнув, погасил папиросу.
Марик, как положено по инструкции, прикрывал отступление. Надежда Вениаминовна поправила висящую через плечо сумку, подобрала подмокшие юбки, обхватила за шеи Сергеича и лейтенанта. Капитан закряхтел:
– И в чем в вас вес, товарищ уполномоченная?
– Груз опыта и оборудования, – сообщила баба-яга.
Эвакуируемый плескался уже под бортом «Мадрида». Совершенно одичал…
Загудел двигатель – катер задним ходом пятился на речной простор. Сергеич тихо матюкался. Абориген, стоящий у костра, приподнял шляпу, прощаясь, закурил и неспешно двинулся к косогору. Опирался на свою дубинку, весь такой степенный, значительный.
– Классик, – сказала Надежда Вениаминовна, встряхивая влажными юбками. – Теперь таких уж нет. Выродились.
– Вы знаете, – смущенно сообщил Росс, нервно почесываю свою сомнительную бородку, – Макс, конечно, очень хороший, душевный человек. Я ему безмерно благодарен за баранки, хлеб и вообще… Но он все-таки немножко неадекватный. Чертыхается через слово. Социалист пламенный, говорит иногда загадками. Безбожник и атеист. Представляете, агитировал меня в бурлаки идти. Говорит, «духом окрепнешь, с народом будешь». Я объясняю, – у меня гастрит. А он – «водкой вылечишся»…
– Понятно. Менталитет-то не тот, – согласилась бабка.
– Вы вот пиджак возьмите, – Марик протянул эвакуируемому забытый на берегу предмет одежды. – В Москве прохладно.
– Да-да, благодарю. Забылся совершенно, – поблагодарил спасенный – глаза у него были собачьи, запуганные.
– Граждане, вы бы шли в салон общаться и одеждой трясти, – сердито сказал капитан.
Рубка опустела. Марик сел на свое место, принялся протирать автомат. Сергеич стоял у штурвала, поглядывал на зеленый берег.
– Дурь какая-то, – наконец сказал капитан. – Расскажешь кому – не поверят.